Волнение захватило его тело на долю минуты. Так бывало всегда, когда он шёл на необдуманные риски, подчиняясь роковому импульсу азарта. Дыхание сперло от неожиданного успеха, но расслабившись он сразу же тихо выдохнул, смеясь и хлопая подхватившей его толпе.
Его успех совершенно отличался от какого-либо, который он знал прежде. Прославленный за убийства, он никогда раньше не чувствовал этого легкого и пьянящего чувства заслуженной любви окружающих. Хоть он и в действительности не нуждался в ней, и всегда (доже до сих пор) считал, что цель оправдывает средства, голова его была заполнена мыслями облегчения: « как странно, но на поле битвы, я почти никогда не ощущал себя победившим. Все же намного лучше и проще завоевывать людские сердца, а не простреливать их свинцом до дыр».
Поймав себя на этой сентиментальности, он огрызнулся в адрес своего внутреннего голоса: « Как наивно. Это все — одно поле битвы, даже если кажется чем-то другим на первый взгляд». Чуть слышно с его уст сорвалось тихое бормотание, - не существует такой вещи как воинская доблесть...
Голос Алоиса стал своеобразным пробуждением, вернувшим его в настоящее. Блэквелл сразу же пришёл в себя, вспомнив, казалось, ради чего сражался всю свою жизнь. Он отбросил какие-либо сомнения и бессмысленные философствования, снова ощутив бодрость.
– Ваше величество, это я должен благодарить Вас за возвращение забытых традиций,- ответный поклон, он подаёт свою руку, чтобы Квинси подставил свои бледные холодные костяшки для короткого поцелуя, - мне очень многое хотелось бы Вам сказать, но сомневаюсь, что моя любезность была бы уместна. А украсть Вас у других с праздника, мне не позволяет совесть. Ваше Величество сегодня восхитительно во всех отношениях. Разрешите хотя бы провести этот вечер подле вас и пообещайте мне, что выслушаете позже.
Напротив этого дела можно было бы поставить галочку, однако плохое предчувствие не переставало покидать коннетабля, и так будет до тех пор, пока ему не удастся поговорить с Элизабет.